НАЧАЛО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ ЛАТЫШСКИХ КРЕСТЬЯН В РОССИЮ в 40-е - 60-е гг.XIX в.

Х. Стродс (Рига)

Переселение, в отличие от внутренней миграции в пределах Балтийских губерний и внешней миграции в рамках Российской империи, было переездом на новую постоянную жизнь, в результате которого прерывались юридические связи со своей родной волостью.

По данным переписи за 1897 год, численность населения Латвии в то время была 1929387 человек. Сразу надо отметить: за пе­риод с 1850 года до начала ХХ в. из Латвии в Россию пересели­лось около 300 тысяч человек (15,5°/о)¹.

Переселение жителей Латвии в Россию, как выражение несча­стья, затруднений и бед сотен тысяч людей, происходило главным образом из-за тяжёлой социальной и экономической ситуации в сельской местности и одновременно явилось причиной депопуля­ции Латвии.

Движение переселения не могло остаться незамеченным в латвийской историографии. Прибалтийско-немецкие историки обычно пытались объяснить это переселение мнимой гуманностью по­мещиков в первой половине XIX века, «злонамеренной агитацией» русофилов, мракобесием крестьян². Латышские исследователи трактовали переселение латышей также и как насильственный вывоз местных жителей с поддержки царских властей, признавая действия крестьян - переселенцев ошибочными³. Движение пере­селения в Латвии (если не считать переселения русских старооб­рядцев в Латвию) мало изучено⁴. Это относится как к внутренней миграции, так и, особенно, к переселению за пределы Латвии. В этом отношении латышская историография заметно отстает от эстонской, в которой начальный этап переселения тщательно ис­следуется в специальной монографии⁵, причём, не оставлена без внимания и жизнь эстонцев в новых местах поселения⁶. Задачей данной статьи является изучение причины переселения латышских крестьян в Россию в 40-е - 60-е годы XIX века.

Исследование строится в основном на материалах Московских' и Эстонских в архивов, а так же архивов корпораций помещиков⁹ и судов.

В период средневековья и раннего нового времени (XIII - вто­рая половина XVIII вв.), когда существовало крепостное право, а доходность поместий оценивалась в основном количеством барщинных крестьян, самовольное массовое переселение сельских жителей даже в пределах Латвии не было возможным. По крайней мере, в источниках такие факты не отмечены¹⁰. Переселение крестьян происходило, во-первых, как тайное бегство от господ (в основном, в пределах Латвии), а во-вторых, - в результате вы­сылки участников крестьянских выступлений (в основном, вне Латвии). Кроме того, помещики могли переселять своих крепост­ных (в том числе, и вновь купленных) в города, другие поместья или в колонии за пределами Латвии. Следует также помнить и о насильственных массовых депортациях в Россию жителей Латвии как Иваном IV Грозным, так и Петром I.

Более или менее компактные места поселения латышей в Рос­сии в XVI-XVIII веках не исследовались и таковые в настоящее время не известны.

Сохранились сведения о селе Рыжково в Сибири, со смешан­ным уже в начале XIX века финским, латышским, эстонским и немецким населением. Село было основано в 1802 году. Жителями его были главным образом ссыльные в Сибирь за участие в кре­стьянских бунтах, за уклонение от рекрутской повинности и т.п. В 1803 году в Рыжково, где могли жить все лица евангелического лютеранского вероисповедания, сосланные в «землю возмездия», доставили и участников крестьянского бунта в Каугури¹¹.

Крепостное право в Латвии (за исключением Латгалии ) и в Эс­тонии, было отменено в 1817-1819 годах. Однако право на свободное перемещение крестьяне не получили даже и после «наступления воли» в середине 30-х годов XIX века.

Чаще стали проводить переписи населения, крестьяне получили фамилии, совершенствовался полицейский надзор. Поэтому бегство как средство избавления от господского ига оказывалось

всё более затруднительным. Для достижения своих политических интересов в регионе имперское правительство использовало существовавшие здесь социальные противоречия, привлекая к этому православных священников. Последние начали распространять слухи о бесплатной раздаче земли тем, кто перейдёт в «вероис­поведание царя». Начался переход крестьян в православие, что должно было укрепить позиции империи в Балтии. Чтобы получить «землю и волю», крестьяне стали переселяться в Россию, та­ким образом уменьшая социальное напряжение в Прибалтийском

крае. Как видно из циркулярных писем Прибалтийского генерал-губернатора М. Палэна (1779-1863) губернаторам Лифляндии и Курляндии от 27 февраля 1835 г., первые попытки подать ходатай­ства о переселении в Россию имели место в поместьях Курляндии вблизи Фридрихштадта. По мнению генерал-губернатора, причиной этих ходатайств были слухи, распространенные евреями Фридрихштадта. Он просил местные полицейские власти покон­чить с этими слухами и любыми разговорами о переселенин¹². Однако 9 апреля 1836 года четыре представителя батраков Салдусского и Кумбрского государственных поместий обратились к гене­рал-губернатору с просьбой разрешить переселиться в Среднерус­ские губернии, ибо 8 батраков в Кумбрском именин не имеют ра­боты и средств к существованию¹³. Вопрос, кажется, так и остался нерешенным.

Первая волна переселения латышских крестьян, являвшаяся протестом против невыносимо тяжелого хозяйственного и соци­ального положения, наблюдалась в 40-х годах XIX века. Важным поводом к этим событиям послужил уход 2530 евреев, перемещённых из Курляндской губернии в Херсонскую. Проходя через Курляндскую губернию и Латгалию, они рассказывали местным крестьянам о невиданно плодородных землях в южных губерниях России¹⁴. После призыва «с царской верой за землю и волю» кре­стьяне Лифляндской и Витебской губерний стали в массовом порядке «переписываться» в православное вероисповедание и пытались переселяться в юговосточные губернии России, в «теплые страны» - в Самарскую и Саратовскую губернии.

Делегаты от крестьян отправлялись из центров переселенческого движения в Ригу к генерал-губернатору записываться «на пере­селение»¹⁵. 21 июля 1841 года власти Лифляндской губернии док­ладывали генерал-губернатору: «... мысли о переселении распро­страняются не только в Венденском и Волмарском уездах, ... но и по всей земле среди крестьян распространяется злой дух строптивости» и просили «...во имя безопасности губернии обеспечить соответствующими войсками, по одному батальону в Венденском и в Волмарском уездах, чтобы в случае вполне возможного крестьянского бунта имелась соответствующая поддержка войск. . » 29 июля 1841 года генерал-губернатор секретно просил шефа жан­дармов А. Х Бенкендорфа прислать в Лифляндию 200 казаков. Он сообщил, что дал распоряжение команде казаков из Курляндской губернии явиться в Венден в распоряжение уездного дворянского депутата Х. фон Гагемейстера (1784-1845). В местах, где наблюдалась активизация переселенческого движения, разместили батальон Шлиссельбургских егерей¹⁷.

По протоколам жандармерии видно, что, в соответствии с кре­стьянскими заявлениями, «главной причиной по уходу ... была недостача хлеба...»¹⁸. Крестьяне говорили, что они живут в непосильном иге у помещиков, что лучше умереть на чужбине, чем голодать на родине ¹⁹.

Помимо подавления переселенческого движения войсками, бы­ла организована комиссия из местных помещиков по «успокое­нию» переселенцев. Уже 21 июля 1841 года эта комиссия под ру­ководством Х. Гагемейстера прибыла в имение Зесвеген, где уже были собраны крестьяне имений Зесвегена и Гравендаля. «Гла­вари» - Янис Куде и Андриевс Залитис, которые объясняли кре­стьянам, что все, что говорится комиссией, - ложь, что пересе­литься в Россию дозволено, были арестованы на 3 месяца. Вдоба­вок Я. Куде был наказан 25 ударами палки²⁰. Продолжая эту «разъяснительную работу", которая дополнялась публичной поркой крестьян, комиссия объездила многие центры переселенческо­го движения²¹.

С небольшим опозданием переселенческое движение началось и в Эстонии. Как видно из донесения начальника жандармов 1-ой области Полозова Бенкендорфу от 4 декабря 1841 года, около 600 крестьян Вируского уезда явилось в Псков, к бывшему Рижскому православному епископу Иринарху, чтобы переписаться в право­славное вероисповедание и получить право на переселение в Рос­сию. Крестьяне просили «....освобождение от помещиков и пре­доставление земли во свободном владении»²². Судя по отрывоч­ным данным, среди переселенцев 40-х годов XIX века, были пре­имущественно крестьянские семьи. Однако нередко в другие во­лости или в другие губернии уходили также холостые батраки и батрачки²³.

Вторая волна переселения началась в конце 40-х годов. Весной 1847 года многие латышские крестьяне ломали двери, окна и забо­ры своих жилищ и большими группами (десятками и сотнями) отправились «в теплые страны» с надеждой получить там землю и хле6 ²⁴. Для предотвращения переселения крестьян Лифляндии уже 11 апреля 1847 года, согласно распоряжению Николая I, в Псков был командирован флигель-адъютант полковник Демидов, чтобы «казать отщепенцев». Предполагалось использовать также и вой­ска ²⁵. Из донесения жандармского офицера Щербачева дежурному офицеру в штабе жандармского корпуса видно, что в первой груп­пе было около 60 переселенцев. Их прогнали домой при помощи войск. По сведениям Щербачева, приближалась вторая группа -около 440 человек, а за ней следовали еще многие другие группы крестьян²⁶. И эта волна переселения была подавлена, в основном, при помощи войск.

Третья волна переселения относится к 1853-1854 годам. Юри­дически переселение считалось легальным, ибо, согласно лифляндскому закону от 1849 года, крестьянам разрешалось менять место жительства. Движение было вызвано, главным образом, тяжелым экономическим положением батраков, многие из которых потеряли работу с началом перехода от барщины на работу по свободным договорам.

По данным жандармерии, причиной переселения в 1853 году явилось письмо лифляндского крестьянина Зариньша коменданту города Ейска на Азовском море полковнику Чередееву, о желании его семьи и ещё 14 семей переселиться в Ейск. Положительный ответ полковника Чередеева Зариньшу и мещанину из г. Якобштадт Г. Круглову был переведен на латышский язык и распространен в деревнях. Это способствовало активизации переселенческого дви­жения. Например, только в одном имении 73 семьи отказались вы­полнять барщину и сообщили о желании переехать в Ейск. Жандар­мерия оценила позицию полковника Чередеева как «вредную для края», так как он стимулировал переселение крестьян²⁷.

По донесениям жандармерии, в марте 1853 года к генерал-губернатору явились 10 крестьян и выразили желание переселить­ся в Южную Россию. Крестьяне считали, что землю там им дадут бесплатно, и они еще получат премию за переселение. Поскольку у крестьян не было письменного обоснования для переселения, их выпороли и доставили домой. Однако жандармерия признала, что крестьянское движение «...происходит из-за затруднительных ус­ловий в их отношениях с помещиками, которые они не могут выполиить»²⁸.

Как вытекает из донесения жандармского полковника Гильдеб­рандта от 9 апреля 1853 года, к генерал-губернатору явилось около 30 крестьян из Венденского и Валкского уездов с просьбой разрешить им переселиться в Ейск. Письменное разрешение от барона Вольфа (владельца Старо-Гулбенского имения) имели только двое из них. Остальные примкнули к этим двум самовольно.

Среди переселенцев было немало зажиточных крестьян, и пра­вославных, и лютеран. Генерал-губернатор сообщил, что пересе­ление возможно, однако указал, что обязательно надо рассчитаться с помещиками. Правительство не окажет желающим переселиться никакой помощи^2* .

Большие центры массового переселенческого движения возник­ли в юго-западной части Лифляндской губернии в 1853-1854 годах. Движение охватило 4 имения в Фестенском приходе, 3 - в Старо ­Пиебалгском, 5 в Эрлааском, 3- в Старо-Шваненбургском, 2‑в Зербенском, по одному имению в Скуенском, Юргенсбургском, Линден-Озольском и Ляудонском приходах³⁰ 6 ноября 1853 года уездный депутат от дворян Тизенгаузен в возбужденном тоне доложил Лифляндской коллегии ландратов, что ожидается массовое переселение крестьян не только семьями, но и целыми волостями. «Таким образом, - писал Тизенгаузен, - Лиф­ляндия на самом деле может остаться необитаемой, и в результате нехватки рабочей силы для обработки земли наступит бедность»³¹ Ландрат Р.Шульц в донесении от 4 декабря 1853 года предупре­дил, что может начаться массовое переселение крестьян, которое отрицательно скажется на развитии не только сельского хозяйства, но и промышленности в губернии. Он предложил покончить с пропагандой переселения и запретить переселенческое движение.

Аналогичные сообщения в коллегию ландратов поступили еще от нескольких помещиковз³².

Чтобы ограничить переселение, Лифляндская коллегия ландратов просила генерал-губернатора установить плату в размере 40 рублей серебра за каждого работоспособного крестьянина и в раз­мере 100 рублей серебра - за каждую переселившуюся семью. После уплаты этой суммы местный приходской суд выдавал 6ы крестьянам разрешение на переселение³³. Таким образом, помещи­ки пытались фактически отменить разрешенное законом переселе­ние 5°/о мужского населения старше 14 лет.

Переселение крестьян Латгалии в середине 50-х годов XIX века достигло таких размеров, что, по данным властей, от этого страдало сельское хозяйство³⁴. Некоторые более дальновидные государственные чиновники, в том числе генерал-губернатор Ви­тебской, Могилевской и Смоленской губерний князь Хованский, говорили о том, что стремление крестьян к переселению нельзя объяснить, как это делают помещики, врожденным стремлением к бродяжничеству, ибо это бродяжничество является результатом невыносимого положения крестьян.

Четвертая волна переселения латышских крестьян из Лифлянд­ской губернии, главным образом в Самарскую и Саратовскую гу­бернии, началась в 1860 году. Приготовления к переселению весьма широко развернулись в конце 1859 и в начале 1860 года. 26 февраля 1860 года представители дворянства доложили ландмаршалу о том, что заявления крестьян о переселении идут потоком; их число достигло «колоссальных» размеров. В «отдельных поместьях заявления на переселение получены почти от всех кре­стьян», к тому же переселиться готовятся трудоспособные кресть­яне и большей частью семьями. Земля останется необитаемой «до тех пор, пока у нас не появится возможность заменить уходящее население колонистами из-за граншды»³⁵. Стараясь ограничить ожидаемое массовое переселение, помещики сумели заполучить поддержку генерал-губернатора князя А. А Суворова. 2 марта 1860 года он обязал все волостные суды Лифляндской губернии строго соблюдать ограничения переселения и выступать против переселения, которое может угрожать безопасности губернии³⁶.

Желая предотвратить переселение, помещики стали публико­вать «очерки путешествий» и «отзывы» более ранних переселен­цев в Самарскую губернию, в которых жизнь и труд в этой губер­нии рисовался только в темных красках. Частично эти очерки ос­новывались на донесениях двух помещиков, которые весной 1860 года с согласия генерал-губернатора были командированы сроком на один месяц в места поселения крестьян в Самарской губернинз³⁷. Однако это отпугиваине мало помогло помещикам. 10 августа 1860 года Юрьевский уездный суд доложил о том, что в Рыугском прихо­де (в северной, Эстонской, части Лифляндин) из 1179 хозяев на пе­реселение записались 835 (70,8%) ³⁸. 16 августа подобное заявление пришло также из Венденского уезда, а в следующие дни - и из других частей губернии³⁹. В Адзельском именин из 110 дворов на переселение записалось больше половины, в Трепенгофе - 34 из 56, в Мереском - 24 из 28, в Пальцманском - большая часть и т.д ⁴⁰. Как вытекает из высказываний крестьян, они соглашались потерять родину, лишь 6ы не остаться во власти помещиков⁴¹. Но фактически переселились немногие, ибо переселение и устройство Самарской губернии для одного человека стоило 400 рублей, семье из трех человек - 800, а семье из пяти человек - 1000 руб­лей⁴².

Пятая волна переселения относится к 1863-1865 годам, когда  К. Валдемарс (1825-1891), один из руководителей движения т.н. «младолатышей» («яунлатвиеши»), организовал переселение кре­стьян из Курляндской губернии в Новгородскую. На двух тысячах пурвиетас (1 пурвиета или дурное место равнялась 0,4 га) в поме­стье Дерево, куплеиного К. Валдемарсом, можно было поселить 400 крестьянских семей, продавая каждой по 50 пурвиетас⁴³. Так как в Новгородской губернии 1 пурвиета стоила около 5 рублей, а Курляндской - 20-401рублей, крестьяне стали переселяться в Новгородскую губернию .

 

Табл. 1. Переселение курляндских крестьян в Новгородскую губершно в 1864-1865 годах.

 

Уезд	Численность подготовив‑ шихся к пересе­лению	Вернулись или вообще не уехали	%%	Пересе­лились и остались в Новго‑ родской губ.	%%
Виндавский	1726	1222	70,79	504	29,20
Талсинский	621	143	23,02	478	76,97
Илукстский	248	?	?	248	100,00
Газенпотский	208	52	25,00	156	75,00
Голдингенский	144	1	0,69	143	99,30
Гробинский	28	15	53,57	13	46,42
Всего	2975	1433	48,16	1542	51,84

 

 

Как видно из табл. 1, в середине 60-х годов из Курляндин пере­селились 1542 крестьянина, т.е. 51,8°/о всех переселенцев. Осталь­ные желающие переселиться были в основном батраки, которые не имели денег для покупки земли и устройства хозяйства. Они верулись обратно.

В 1865 году движение переселенцев в Курляндской губернии шло вовсю. Оно охватило Якобштатдский, Фридрихштатдский, Голдингенский и Газеинотский уезды.

Крестьяне готовились переехать не только в Россию, но и в Литву, надеясь там получить бесплатно «уголок земли»⁴⁵. Вопросы о земле крестьяне обсуждали на тайных собраниях, иногда даже ночью. В них участвовало по несколько сот человек. Местная полиция часто разгоняла эти собрания, но крестьяне собирались вновь в другом месте. Как сообщила жандармерия, крестьяне заботливо скрывали своих лидеров. С заданием сорвать крестьянское собрание вблизи Илуксте, генерал-губернатор командировал полковника Тимротко, но тот «... подвергся наглым нападкам со стороны толпы» и вернулся без успеха⁴⁶.

С этой волной организованное переселение фактически окон­чилось. Впредь переселение происходило рассредоточено, неорга­низованно, что характерно уже для периода капитализма.

Для развития переселенческого движения была необходима, во-первых, политика правительства, открыто или скрытно поддерживающая его. Во-вторых, требовались соответствующие де­мографические условия: относительное перенаселение, наличие «свободных жителей». Эти предпосылки в Латвии появились уже во второй половине XVIII века. В-третьих, необходимы были со­ответствующие социальные и экономические условия. Социальное и экономическое угнетение, напрасные надежды на улучшение положения и нехватка земли для крестьян существовали и явно увеличивались. В-четвертых, были необходимы юридические предпосылки. Казалось бы, что они вытекали из законов 1817-1819 годов о6 отмене крепостного права. Однако крестьянам не была предоставлена свобода в полном её поинмании. Поэтому они должны были добиваться права переселиться из одной губернии в другую. Официально переселение крестьянам Лифляндии разре­шило Положение от 1849 года, но с ограничениями, определявши­мися существовавшими в регионе общественными и правовыми отношениями.

Главной причиной переселения было неудовлетворительное социальное и экономическое положение крестьян. Даже в секрет­ных сообщениях жандармерии в Санкт-Петербург в период пере­селения неоднократно указывалось, что в основе переселенческого движения лежит нехватка земли и чрезмерная эксплуатация кре­стьян⁴⁷. В Латгалии, как признавали жандармские офицеры, глав­ной причиной переселения были частые неурожаи и почти посто­янный голод в крестьянской среде⁴⁸. Все это совсем не мешало помещикам объяснять переселенческое движение подстрекатель­скими письмами из «теплых стран» и «ленью» крестьян.

О6 общей численности крестьян, которым фактически удалось переселиться в ходе этого движения, статистических данных пока нет. Очевидно, переселенцы в Латвии, так же как и в Эстонии, составили 1-3% сельского населения. В 1850-1859 годах в России насчитывалось 5, а за 1860-1869 годы - уже около 40 латышских колоний. Переселение происходило главным образом во 2-й поло­вине XIX века. Интересно напомнить, что переселение не тронуло центральные уезды Курляндской губернии, т.е., местности вблизи больших городов, где формы нового хозяйствования внедрялись более интенсивно. Аналогичная ситуация наблюдалась и в Эстонии. Социальное и семейное положение переселившихся крестьян, а также их состав по возрасту и полу, были относительно близки составу сельского населения той местности, из которой крестьяне переселялись. В 60-е годы, когда переселение происходило рассе­янно и направлялось в основном в ближние от Прибалтики губер­нии, переселенцы в большинстве своём были безземельными, в основном, батраками, что соответствовало началу внешней мигра­ции индустриальной экономики. Подчеркнём, что вплоть до третьей четверти XIX в. переселенцы пытались приобрести землю.

Позже лейтмотивом стало «отвращение к земле». Сутью этого переселения был уход от земли в города. Если местная миграция  крестьян и батраков в город помогла образовать в Латвии необходимую для индустриального хозяйства структуру и укрепила удельный вес латышей в городах, то переселение в Россию нанес­ло латышскому народу неоспоримые демографические потери. Эти потери, как сказано в начале статьи, к 1897-му году составило уже 15% от численности коренного населения Латвии. За полсто­летия коммунистического режима (1940-1991) к переселенцам на­сильственно была присоединена экономически, общественно и умственно автономная часть латышского народа. Достаточно ли мы сейчас способствуем возвращению оставшейся в России части латышского народа, чтобы постараться пересилить демографический кризис? Достаточно ли вслушиваемся в шаги истории пере­селения и депортаций латышей?

 

1 Konversācijas vārdnīca. Rīga, 1911. 2327. 11,1,.

2 Wittram R. Baltische Geschichte. Muenchen, 1954. S. 161, 162, и.а.

3 Krasnais V. Latviešu kolonijas. Rīga, 1938. 11.-13 1рр.; Stalšans K. Krievu ekspansija un rusifikācija Baltijā laikmetu tecējumā. Čikāga, 1961. 51., 95. 1рр., etc.

4 Заварина A. Из истории поселения старообрядцев в Латгалии. B кн. Атеизм и религия. Рига, 1965. C. 153-172.

5 Vassar A. Uut таад otsimas. Tallinn, 1975.

6 Маатаеуг V. Eesti toeoeorahva tagevus vennas vabaтiikides vajab iga­kuelgset uurimist// Rahva Наа1, 1968, 18.janv.

7 Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.109. Ар­хив 'П Отд.

8 Эстонский Государственный Исторический Архив. Ф. 291, 2054.

9 Latvijas Valsts Vēstures Arhīvs (LVVA). 214. un 640. f.

10 Если не считать массовый уход земгальцев в Литву после победы Ливонского Ордена в южной Латвии в конце 13-го века.

11 Krasnais V. Latviešu kolonijas. 288. 1рр.; Latviešu Avīzes, 1834, Nr. 35.

12 Эстонский Государственный Исторический Архив. Ф. 2054. Оп. 1. Д. 15. Л. 87.-88.

13 Там же. Л. 157- 158.

14 Indland. 1840, Nr. 31; Рихтер A. История крестьянского сословия в присоединенных к России Прибалтийских губерниях. Рига, 1860. C. 145.

15 LVVA. 154. £, 1. арг. 3. 1р.

116 ГАРФ. Ф. 109. Архив IП Отд. Эксп. N. 1841 г. Д. 132. Л. 38-44.

17 LVVA. 154. f. 1. арг. 3., 1., 85-86. 1р.

18 ГАРФ. Ф. 109. Эксп. IV. Д. 114. Л. 31.-37.

19 Там же. Л. 46-49, 51-55, 68 - 69 и др.

20 LVVA. Гофгерихт, уголовная палата. 3331. 1. 1.-6. 1р.

21 Там же. 33191. (Ranka), 3324. L (3ашщ1Ъейе), etc.

22 ГАРФ. Ф. 109. IV эксп. Д. 215. Л. 1.-3., 4., 15., 48.-49., 68.-69.

23 Тā vесā un jaunā laika grāmata, 1843, 1845; Von C.Livland um die Mitte

dеs 19. Jahrhunderts// Baltische Monatsschrift, 1907, В1. 64, S. 1.

24 ГАРФ. Ф. 109. IV эксп. Д. 114. Л. 1-3, 8, 12-15, 21-22, 23-28, 31-37, 46‑

     49, 51-54, 68-69.

25 Там же. Л. 1-3, 5.

26 Там же. Л. 12 -15.

27 Там же. Д. 135. Л. 10-11, 21-22, 24-27, 32.

28 Там же. Л. 21.

29 Там же. Л. 3.

30 Vassаг А. Uut mааd otsimas. Ь1. 61.

31 LVVA. 214. Г. 1. арг. 33.1. 15.1р.

32 LVVA. 20., 25-27., 1.а -2.а 1р., енс.

33 LVVA. 1619.1. 99.-100. 1р.

34 Центральный Государственный Исторический Архив Белоруссии (ЦГИАБ). Ф. 1430. Оп. 1. Д. 28152. Л. 1.

35 LVVA. 214. f . 1. арг. 353. 1. 4. - 4.а 1р.

36 LVVA. 15. - 16. 1р.

37 LVVA. 214. Г. 1. арг. 353. 1. 20. - 30. 1р.; ГАРФ. Ф. 109. Эксп. П1. Д. 1907. Л. 1 и след.

38 LVVA. 214. Г. 1. арг. 3215. 1. 127.-128. 1р.

39 LVVA. 129.-135.1р.

40 LVVA. 129. -132. 1р.

41 ГАРФ. Ф. 109. Эксп. Ш. Д. 1907. Л. 1 и след.

42 LVVA. 214. Г. 1. арг. 3215. 1. 134. 1р.

43 Pēterburgas Avīze, 1863. Тг. 23.

44 Российский Государственный Исторический Архив. Ф. 1281. Оп. 1. Д. 18 (Отчёт губернатора Курляндии за 1865 год). Л.40.

45 «Вообще мысль о бесплатном участке земли так внедрилась в резуль­тате лживых слухов, особенно в приграничных с Литвой местностях, что это очень затрудняет сделки между помещшсами и крестьянами по продаже хуторов», - гласит архивный материал. См.: ГАРФ. Ф. 109. Эксп. 1. Д. 40. Ч. 18 , 1865 г. Л. 9.

46 Там же. Л. 8-9.

47 Там же. Ф. 109. Эксп. IV. Д. 135. Л. 21-22.

48 ЦГИАБ. Ф. 1624. Оп. 1. Д. 171. Л. 21; «... отсутствие постоянных за­нятий, ограниченное количество фабрик и заводов, исключительно ис­тощённые земли и связанные с ними неурожаи довели крестьян до то­го, что они не только без сожаления расстаются с родиной, но и почти все без исключения готовились отправиться в незнакомую страну, лишь 6ы переселиться и избавиться от той земли, которую большинство крестьян называют бесплодной», - гласит архивный материал. См.: ГАРФ. Ф. 109. Эксп. 1. Д. 5. Ч.42. Л. 34.